Субсидиарная ответственность контролирующих банк лиц за отсутствие системы оценки рисков: новый тренд в судебной практике

Рассказывает:

Наталья Аникина,

магистр права (Оксфорд), магистр частного права (Российская Школа Частного Права), автор телеграм-канала о деликтной ответственности

Email: natasha.juris@gmail.com

До 2021 года привлечение контролирующих лиц к ответственности было, как позже отметил ВС, «с обвинительным уклоном» и часто только за факт наличия у ответчика статуса контролирующего лица.

В 2021 году ВС принял знаковые решения по группе банковских дел, после которых появились критерии привлечения контролирующих банк лиц к субсидиарной ответственности, в частности:

• дело банка «Балтика» (Определение ВС от 07.10.2021 № 305-ЭС18-13210(2) по делу № А40-252160/2015),
• дело банка «Гринфилд» (Определение ВС от 10.11.2021 № 305-ЭС19-14439(3-8) по делу № А40-208852/2015),
• дело «Богородского муниципального банка» (Определение ВС от 17.11.2021 № 305-ЭС17-7124(6) по делу № А41-90487/2015).

Правило делового решения как щит против ответственности

В приведенных делах ВС последовательно развивал критерии привлечения к субсидиарной ответственности. В итоге эти критерии свелись к следующему:

• у ответчиков была возможность оказывать существенное влияние на деятельность должника,
• реализация полномочий ответчика привела (ведет) к причинению существенного вреда кредиторам,
• ответчик являлся инициатором или потенциальным выгодоприобретателем существенно убыточной сделки либо действовал с названными лицами совместно.

Развивая критерий реализации полномочий применительно к специфике функционирования банков, ВС сделал важный вывод, который предопределил исход многих банковских дел о субсидиарной ответственности:

Наличие положительных заключений профильных подразделений банка и решения об одобрении (заключении) сделок коллегиальным органом банка (кредитный комитет либо комитет по проблемных активам в случае сделок с активами в дефолте или на грани дефолта), принятых в соответствии с утвержденной в банке процедурой, презюмирует, что действия ответчика не отклонялись от стандартов разумности и добросовестности, обычно применяемых в этой̆ сфере деятельности.

Иными словами, если ответчик действует в соответствии с утвержденной процедурой, то презюмируется отсутствие противоправности и виновности на стороне ответчика. Бремя опровержения этой презумпции лежит на истце.

При этом ВС установил весьма высокий порог опровержения презумпции, который объективно трудно достижим:

Исходя из существа сделки, для ответчика была очевидна ее крайняя невыгодность для кредиторов, либо что ответчик достоверно знал о нарушении принципов объективности при подготовке профильным подразделением заключения по сделке или, по крайней̆ мере, обладал неполной̆ (недостоверной̆) информацией̆ по соответствующему контрагенту.

Такой щит в виде заключений профильных подразделений и решений кредитного комитета (комитета по проблемным активам), поддерживаемый трудно опровержимой презумпцией, давал прочную защиту от иска об убытках, чем ответчики эффективно пользовались.

Проблема с подходом ВС о защите делового решения

С позиции правового анализа подход ВС является применением правила делового решения (business judgement rule), которое действует в сфере корпоративной ответственности. В самом общем виде, согласно этому правилу, контролирующее лицо не несет ответственности за рисковые бизнес-решения, если оно действовало добросовестно и разумно при принятии решения, даже если это решение причинило вред должнику/кредиторам (конкурсной массе). Одним из структурных элементов правила делового решения является обязанность лица действовать на информированном базисе. В данном случае ВС посчитал, что наличие заключений профильных подразделений и необходимых одобрений является достаточным информационным базисом, если это не опровергнуто.

Очевидно, что из интерпретации правила делового решения, представленного ВС, ускользает ситуация, когда дефектной является сама система оценки риска и внутреннего контроля. Можно ли утверждать, что решение принято на надлежащей информационной основе, если система информирования или подготовки информации и заключений профильных подразделений в целом дефектна, и ответчик об этом знал (или должен был знать)?

Основания опровержения презумпции оказываются также неработоспособными. Согласно критериям ВС, опровержение презумпции требует знания (вмененного знания) по конкретной сделке. Ответчик вполне может не обладать таким знанием по конкретной сделке, но он может обладать знанием о дефектности системы в целом и о высоком риске принятия решения, приводящего к вреду.

Кроме того, вариант правила делового решения, который предложил ВС, существенно отличается от классического варианта, нацеленного на освобождение директора только за рисковые бизнес-решения. В версии, которую предложил ВС, контролирующее должника лицо не подлежит привлечению к субсидиарной̆ ответственности не только, когда «его действия (бездействие), повлекшие негативные последствия на стороне должника, не выходили за пределы обычного делового риска», но и когда они «не были направлены на нарушение прав и законных интересов гражданско-правового сообщества, объединяющего всех кредиторов». Между тем, правило делового решения применяется только для случаев совершения рисковых сделок, когда нет намерения причинить вред. Если есть намерение причинить вред кредиторам, такие сделки не защищаются правилом о деловом решении. Равно как не защищаются этим правилом нарушения устава и нормативных актов, поскольку нарушение не относится к сфере рисковых решений, относительно которых можно принимать решение, исполнять их или нет.

Если проанализировать дела, в которых контролирующие банк лица были привлечены к субсидиарной ответственности, в таких делах повсеместно встречается указание на то, что в ходе анализа финансового положения и проверок ЦБ в банках были установлены факты нарушения банковского законодательства, в частности:

• неправильная классификация ссуд и неправильное формирование резервов,
• неадекватная оценка финансового положения заемщиков, качества обслуживания ими долга,
• выдача невозвратных кредитов техническим компаниям,
• отсутствие полной финансовой информации о заемщиках,
• отсутствие или переоценка обеспечения.

Это нарушения, которые могут свидетельствовать об отсутствии в банке надлежащей системы оценки рисков и управления рисками и деятельности службы внутреннего контроля и аудита банка. Иными словами, в банке может быть создана такая дефектная система оценки кредитных рисков и внутреннего контроля, которая не справляется с задачей отслеживать риск и своевременно реагировать на него. Эта система может приводить к заключению сделок, причинивших вред. При этом формально все принятые в банке корпоративные процедуры и мероприятия могли быть соблюдены и необходимые одобрения получены.

Должны ли в таком случае контролирующие лица, в компетенцию которых входило внедрение надлежащей системы оценки рисков и контроля, иметь возможность использовать щит делового решения?

Выработанные ВС подходы не давали ответ на этот вопрос. Поэтому в практике можно встретить случаи, когда в отсутствие надлежащей системы оценки кредитного риска и внутреннего контроля, суды исключали ответственность со ссылкой на одобрение сделок кредитным комитетом и имеющиеся положительные заключения профильных подразделений банка.

Появление новой практики

С одной стороны, с выработкой ВС четких критериев привлечения к субсидиарной ответственности результаты споров стали более предсказуемыми.

С другой стороны, несмотря на положительный эффект от выработанных ВС критериев, они не содержали разъяснений для судов по самым распространенным и типичным случаям — когда сама система подготовки документов, согласования или контроля, которая должна была выступать фильтром по сделкам и за внедрение которой отвечали ответчики, имела дефекты и позволяла «пропустить» сделки во вред должнику и кредиторам.

Этот вопрос рано или поздно должен был стать предметом судебного внимания, тем более, что правовая основа для этого уже была создана ранее в абз. 1 п. 5 Постановления Пленума ВАС от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица». Согласно этому разъяснению, руководитель юрлица несет ответственность за нарушение обязанностей по организации системы управления юридическим лицом, по выбору и контролю за действиями (бездействием) работников юридического лица.

В итоге в течение 2022 года на рассмотрение судов попало несколько «банковских» дел, в которых стоял вопрос об ответственности за неисполнение контролирующими лицами банка обязанности разработать и внедрить надлежащую систему оценки кредитного риска и внутреннего контроля:

• дело АО «АКБ «Легион» (дело № А40-129253/17),
• дело АО «Военно-Промышленный Банк» (дело № А40-200773/16).

В обоих делах суд первой инстанции отклонил иски к некоторым контролирующим лицам о взыскании убытков за совершение сделок, которые привели к банкротству банка, поскольку не были удовлетворены критерии для привлечения их к ответственности по этому основанию.

Апелляционный суд пересмотрел решения суда и привлек к ответственности контролирующих лиц именно за нарушение обязанности по обеспечению надлежащей системы оценки риска и контроля, которая позволила бы предотвратить заключение таких сделок. Однако, при относительно схожих обстоятельствах, суд избрал различные правовые подходы к интерпретации этой обязанности. Это привело к разному определению субъектов обязанности, и соответственно, разному определению лиц, которые являются ответчиками.

В деле АО «АКБ «Легион» суды пошли по пути расширения концепции правила делового решения, но в целом остались в рамках сформировавшегося подхода об ответственности за конкретные сделки, который требует вовлеченности ответчика в их совершение.

В деле АО «Военно-Промышленный Банк» суд пошел по пути признания самостоятельной обязанности организовать систему контроля, за неисполнение которой может наступать ответственность независимо от ответственности за совершение сделок, которые привели к банкротству.

Расширение интерпретации правила делового решения

В деле АКБ «Легион» иск был заявлен к председателю правления, первому заместителю председателя правления, председателю совета директоров, заместителю председателя правления и члену правления — главному бухгалтеру. Иск к контролирующим органам банка мотивирован, в том числе предоставлением кредитов техническим компаниям, которые их не вернули, что, среди прочего, привело к банкротству банка.

Суд первой инстанции удовлетворил требования только в отношении председателя правления, в отношении иных ответчиков в требовании было отказано. Как счел суд, член правления — главный бухгалтер при одобрении сделок полагался на рекомендации, подготовленные профильными комитетами (правило делового решения). При этом отсутствуют доказательства его заинтересованности либо одобрения сделок при отрицательных заключениях подразделений. В отношении председателя совета директоров суд указал, что в силу своих полномочий ответчик не знал и не должен был знать о заключении сделок, повлекших банкротство должника. В отношении иных ответчиков — членов правления суд указал, что они не могли влиять на принимаемые правлением и кредитным комитетом решения.

Суд апелляционной инстанции, с которым согласился суд округа, отменил решение в части отказа в иске в отношении двух ответчиков — членов правления (участвовали в принятии решений об одобрении сделок). Ключевым оказалось то, что один из ответчиков возглавлял кредитный блок и руководил сотрудниками, которые проверяли платежеспособность контрагентов и готовили заключения о присвоении категории качества выдаваемым ссудам, а другой — курировал деятельность подразделений и руководителей службы безопасности банка. Кроме того, суд указал, что оба ответчика входили в рабочую группу в целях взаимодействия с Банком России по проведению проверок, в ходе которых были выявлены систематические случаи неадекватной оценки кредитного риска.

На этом основании апелляционный суд сделал вывод, что в силу занимаемых ответчиками позиций в банке и доступа к информации, ответчики не могли не знать, что «в банке создана дефектная система оценки финансового положения заемщиков, не позволяющая надлежащим образом оценивать принимаемые банком риски, и не позволяющая обезопасить банк от выдачи кредитов неплатежеспособным лицам».

Читайте также:

Деликтная ответственность в банкротстве: с контролирующего кредитора взыскали убытки, причиненные его голосованием

Далее суд делает следующий важный вывод: привлечение указанных ответчиков к субсидиарной ответственности обоснованно и соответствует позиции, закрепленной ВС в делах банка Балтика и Богородского муниципального Банка, в которых закреплено правило делового решения.

Такой подход суда означает, что обязанность организовать в банке надлежащую систему оценки рисков и контроля за ней не является самостоятельным основанием ответственности за бездействие, а входит в структуру правила делового решения в части обязанности принимать решения на информированной основе. Иначе говоря, поскольку конкретные ответчики обладали информацией, что система оценки рисков работает неадекватно, принятые ими решения на основании заключений профильных подразделений не могут считаться удовлетворяющими критерию информированности.

Дополнительно этот вывод находит подтверждение в том, что суд не привлек к ответственности председателя совета директоров и члена правления — главного бухгалтера несмотря на то, что внутренними актами банка предусмотрена для коллегиальных органов банка общая обязанность по созданию и обеспечению функционирования системы внутреннего контроля.

При таком подходе суда остается актуальным применение критериев, ранее выработанных ВС. Это означает, что по-прежнему необходимо, чтобы контролирующее лицо участвовало в совершении сделки (было инициатором, потенциальным выгодоприобретателем или соучастником таких лиц).

Самостоятельная обязанность внедрить систему внутреннего контроля

В деле АО «Военно-Промышленный Банк» апелляционный суд сформулировал иную правовую концепцию: обязанность внедрить систему оценки кредитного риска и обязанность по надзору за сотрудниками являются самостоятельными и могут повлечь ответственность независимо от того, участвовал ли ответчик непосредственно в заключении или одобрении сделок, которые привели к банкротству.

Суд апелляционной инстанции, отменяя решение суда первой инстанции, привлек к ответственности всех ответчиков, которые входили в органы управления банка: как членов правления, так и членов совета директоров. При этом апелляционный суд весьма расширительно подошел к определению обязанных лиц, сославшись на общие положения о компетенции членов правления. Он указал, что:

«На ответчиках — членах правления банка лежала обязанность по обеспечению финансовой̆ надежности кредитной̆ организации, в том числе надлежащей̆ организации системы управления рисками и капиталом, системы внутреннего контроля, чего сделано не было…

Указанным ответчикам не могло быть неизвестно, что в банке создана дефектная система оценки финансового положения заемщиков, не позволяющая надлежащим образом оценивать принимаемые банком риски, и не позволяющая обезопасить банк от выдачи кредитов неплатежеспособным лицам».

При этом суд сделал важное разъяснение, ограничивающее действие «щита» кредитного комитета:

«Указания ответчиков о том, что они не участвовали в составе данного комитета и не одобряли выдачу кредитов, явно недостаточно для освобождения их от субсидиарной̆ ответственности ввиду организации ими деятельности банка … таким образом, в результате чего, фактически, обществом были выданы многомиллионные кредиты заемщикам, не способным в принципе возвратить их…

В противном случае образование банком органа, ответственного за выдачу кредитов, включающего в себя некоторых членов правления, но при этом не несущего в лице своих членов ответственности, предусмотренной̆ действующим законодательством, может быть расценено как недобросовестная попытка уклонения от предусмотренной̆ законом ответственности при сохранении за ответчиками возможности распоряжаться имуществом банка и одобрять его сделки».

* Автор не связан обязательствами со сторонами спора, данный комментарий не является предоплаченным кем-либо из заинтересованных сторон и не преследует цели продвижения правовой позиции той или иной стороны.